В гостях: Студия с полноценной кроватью в однокомнатной хрущевке

Houzz тур: Угловая хрущевка с яркими деталями

Houzz тур: Квартира в Первоуральске — подарок маме

Houzz тур: Вторая молодость московской хрущевки

Houzz тур: Квартира с видом на Аптекарский огород

Houzz тур: Перепланировка хрущевки «по образу и подобию»

Houzz тур: «Трешка» в хрущевке для семьи дизайнера

Houzz тур: Дизайнерский ремонт в старой хрущевке

Houzz тур: Квартира в серых тонах, наполненная воспоминаниями о детстве

Предложения от фирм на ремонт квартир

Методология формирования рейтинга фирм

Компания		Отзывы	Рейтинг
	Ремонт. ФМ	107	5
	Стильный Ремонт	48	4. 9
	Строймир	44	4.9
	Ремонтфин	65	4. 6
	СВСервис	443	4.9
	АртРемонт	633	4. 7
	Титан Ремонт	261	5
	ДомПрофи24	557	5
	Ляпота	204	3. 6
	Ремонтная компания ДомСтрой Ремонт	94	4.9

Посмотреть рейтинг фирм по ремонту квартир

Аэрофотоснимок ракет на Кубе (1962 г.

Увеличить Ссылка для скачивания

Образец цитирования: Фотография PX1966-020-007; Фотография полевой стартовой площадки БРСД № 1 в Сан-Кристобаль, Куба; 14.10.1962; Информационная доска № 07; информационные материалы, 1962-1963 годы; Сборник JFK-5047: Информационные материалы Министерства обороны о кубинском ракетном кризисе; Библиотека Джона Ф. Кеннеди, Бостон, Массачусетс; Национальное управление архивов и документации.

Посмотреть в каталоге Национального архива

На ранних стадиях кубинского ракетного кризиса эта фотография показывала, что Советский Союз накапливал на Кубе наступательные баллистические ракеты. Президент Джон Ф. Кеннеди предупредил, что любая попытка Советского Союза разместить ядерное оружие на Кубе будет рассматриваться как угроза для Соединенных Штатов.

На протяжении всего 1962 года, в самый разгар холодной войны, переброска советского персонала и техники на Кубу вызывала подозрения у американского разведывательного сообщества. В ответ американские корабли и самолеты начали фотографировать каждое советское судно, направлявшееся на Кубу, а самолеты-шпионы U-2 начали регулярные разведывательные полеты над островом, всего 90 миль от побережья Флориды.

13 сентября Кеннеди предупредил советского премьера Хрущева: «Если когда-либо коммунистическое наращивание на Кубе будет каким-либо образом угрожать нашей безопасности или вмешиваться в нее… или если Куба когда-либо… станет наступательной военной базу значительного потенциала для Советского Союза, то эта страна сделает все необходимое для защиты своей безопасности и безопасности своих союзников». Несмотря на предупреждения Кеннеди, Советы продолжали строить базы, а Соединенные Штаты продолжали следить за их действиями и фотографировать.

Плохая погода в Карибском море в течение недели 7 октября 1962 года помешала американским разведывательным самолетам U-2 совершить новые разведывательные полеты над Кубой Фиделя Кастро. Но утро воскресенья, 14 октября, было безоблачным, и рейс У-2 сделал фотографии, которые в течение следующих нескольких дней были проанализированы и повторно проанализированы.

Эти фотографии явились убедительным доказательством того, о чем Соединенные Штаты подозревали в течение нескольких месяцев: что Советский Союз устанавливает на Кубе ядерное оружие средней дальности, способное нанести удар по крупным городам США и убить десятки миллионов американцев за считанные минуты. На фотографиях от 14 октября Соединенные Штаты застали Советский Союз за строительством наступательных ядерных ракетных баз у себя на заднем дворе, и теперь две сверхдержавы вступили в первую в истории прямую ядерную конфронтацию.

В телеобращении 22 октября 1962 года президент Кеннеди сообщил американскому народу о наличии ракетных комплексов на Кубе. Когда Соединенные Штаты установили военно-морскую блокаду вокруг Кубы, напряженность возросла, и мир задался вопросом, возможно ли мирное разрешение кризиса. Речь Кеннеди получила широкую поддержку в Латинской Америке и среди союзников США. Пентагон продолжал планировать возможные удары с воздуха и наземное вторжение. Несколько советских судов повернули назад от линии карантина, установленной блокадой пупка, и во время телевизионной конфронтации с Советским Союзом в Организации Объединенных Наций Соединенные Штаты представили фотодоказательства ракет.

В воскресенье, 28 октября, Советы согласились вывести ракеты с Кубы. Переговоры об окончательном урегулировании кризиса продолжались несколько дней, но непосредственная угроза ядерной войны была предотвращена. 20 ноября Кеннеди объявил: «Сегодня председатель Хрущев сообщил мне, что все бомбардировщики Ил-28 на Кубе будут выведены через тридцать дней… Сегодня днем ​​я дал указание министру обороны отменить наш военно-морской карантин. .» Кроме того, США договорились, что никогда не будут участвовать во вторжении на Кубу, а Кеннеди приказал демонтировать несколько устаревших американских военно-воздушных и ракетных баз в Турции.

Этот документ доступен в DocsTeach, онлайн-инструменте для обучения с использованием документов из Национального архива. Найдите обучающие задания, включающие этот документ, или создайте собственное онлайн-занятие.

Человек, потерявший империю

В 1921 году, за год до основания Союза Советских Социалистических Республик, Владимир Ленин бросил вызов своим товарищам-большевикам риторическим вопросом: «Кто кого обгонит?» Иосиф Сталин предпочитал более жесткую версию: «Кто-кого?» Оба рассматривали политику как смертельное соревнование, в котором победитель забирает все, — войну другими средствами.

Как и Владимир Путин. Он с горечью оглядывается на конец 1980-х и 1990-е годы. Он видит в суматохе того периода не только распад Советского Союза и победу его врагов на Западе, но и сокрушительный удар по чему-то гораздо более ценному, почтенному и прочному: Российскому государству. При его режиме вырисовывается другой знакомый вопрос: «Кто виноват?»

В глазах Путина самая тяжелая ответственность ложится на последнего лидера Советского Союза Михаила Горбачева, который был главной движущей силой того, что Путин назвал «величайшей геополитической катастрофой» двадцатого века. Однако вместо того, чтобы осудить или наказать Горбачева, Путин отнесся к нему с плохо замаскированной снисходительностью. В течение многих лет Горбачев ездил за границу, чтобы получить почести и гонорары, зная, что на родине массы его сограждан презирают его. В 19В 96 году он баллотировался на президентских выборах и получил полпроцента голосов.

Горбачев, которому сейчас восемьдесят шесть лет, с пошатнувшимся здоровьем, тихо живет на подмосковной даче, но не тихо. В течение десяти лет он дал восемь длинных интервью Уильяму Таубману, историку из Амхерстского колледжа, и его жене Джейн, которая преподавала там русский язык. Результат исследования Таубмана — шедевр нарративной науки. Это также первая исчерпывающая биография этого всемирно-исторического деятеля. Другие хроники жизни Горбачева и вердикты по его послужному списку последуют позже, но в них не будет того кладезя личных сведений, которые Таубман почерпнул из своего общения с самим Горбачевым, его советниками и другими участниками тех драматических лет.

Таубман отмечает, что рождение его субъекта в крестьянской деревне на Северном Кавказе совпало и по времени, и по месту с подъемом сталинизма, и что его семья одновременно сопротивлялась этому явлению и страдала от него. Бабушки и мать Горбачева настояли на том, чтобы его тайно крестили, когда он родился в 1931 году, вопреки драконовскому подавлению религии, которое сопровождало коммунизацию. Он никогда не узнает двух своих дядей и одну тетю, погибших в голодомор тех лет, а обоих дедов отправили в ГУЛАГ во время сталинского Большого террора.

Книга также содержит историю любви. Горбачев познакомился с Раисой Титаренко в МГУ. Их роман усиливался и поддерживался ее умом, сильной волей, твердыми убеждениями и преданностью своему амбициозному и экстравертному мужу. Она пожертвовала тем, что могло бы стать успешной карьерой социолога, чтобы помочь своему мужу и защитить его от врагов, а также от его склонности позволять своей болтливости, обаянию и самоуверенности сбивать его с толку. Никто не повлиял на него больше.

Предыдущей темой Таубмана была жизнь и карьера Никиты Хрущева, грубого, самоуверенного, эксцентричного и воинственного человека, который, тем не менее, был единственным лидером Советского Союза до Горбачева, которого можно было квалифицировать как реформатора. ¹  Большую часть своей жизни Хрущев провел в качестве одного из приспешников Сталина с кровью на руках. Но как только диктатор умер и Хрущев переиграл своих коллег в борьбе за преемственность, он сделал все возможное, чтобы «десталинизировать» Советский Союз, освобождая заключенных из ГУЛАГа и ослабляя репрессии и цензуру.

Хрущев дорого заплатил за свои эксперименты по либерализации общества и культуры. В 1964 году Президиум (позже переименованный в Политбюро) вызвал его обратно в Москву из отпуска на Черном море, уволил и отправил под домашний арест как «спецпенсионер» до конца жизни.

Наказание Горбачева заключалось в отказе от большей части его собственного наследия и восстановлении авторитарного, хищнического режима, управляемого бывшим офицером КГБ среднего звена, чьи цели, методы и политика противоположны тем, что сделало Горбачева преобразующим глобальная фигура.

Связанные книги

У Горбачева тоже были важные связи с КГБ на самом высоком уровне. Он, вероятно, никогда бы не пришел к власти без покровительства Юрия Андропова, возглавлявшего советскую разведку в течение пятнадцати лет, прежде чем он стал лидером партии в 1982 году. Таубман рассказывает нам, что Андропов познакомился с Горбачевым в 1968 году, вскоре после того, как тот возглавил КГБ. Один из самых молодых провинциальных партийных руководителей в СССР, Горбачев сочетал в себе репутацию лояльного человека с плодотворным умом, прагматизмом и новаторским талантом — качествами, в которых Андропов чувствовал крайнюю нужду страны.

Должность Андропова давала ему доступ к данным об ухудшении советского общества. Экономика была вялой, структуры управления были жесткими и неэффективными, а законы игнорировались или были несправедливыми. Фабричные города загрязняли воздух и воду, производя оружие, в то время как простым гражданам приходилось стоять в длинных очередях за мизерными запасами еды и дрянных товаров. Коллективное сельское хозяйство сделало жизнь фермеров и их клиентов невыносимой. Службы общественного здравоохранения были в ужасном состоянии, а население, особенно славянское большинство, страдало от повсеместного алкоголизма, низкой рождаемости и сокращения продолжительности жизни. Андропов порицал самодовольную и отупляющую политику Леонида Брежнева, тяжеловесного аппаратчика с насупленными бровями, сменившего Хрущева в 1919 г. 64.

Андропов сменил Брежнева в 1982 году. У него отказали почки, и в течение нескольких месяцев он работал в основном на даче, привязанный к диализному аппарату. Лежа на больничной койке в 1983 году, он убеждал своих подчиненных выбрать Горбачева своим преемником. Но когда Андропов умер в следующем феврале, они уже решили, что Константин Черненко, семидесятидвухлетний партийный халтурщик, будет более безопасным выбором, хотя он страдал эмфиземой, плевритом, пневмонией и болезнью сердца. Они организовывали похороны Черненко всего тринадцать месяцев спустя.

В отличие от преемственности после смерти Андропова, на этот раз исход не был предрешен заранее. Горбачев, который только что отпраздновал свой пятьдесят четвертый день рождения, был лидером. Он поднялся до должности номер два в Политбюро, а это означало, что он будет председательствовать на заседании по преемственности. Было полдюжины других претендентов, в возрасте от шестидесяти двух до восьмидесяти, все ортодоксальные коммунисты до мозга костей и все имели опыт защиты своей личной территории и статус-кво. Горбачев позволил всем членам высказаться и подтолкнул их к тому, чтобы путем аккламации избрать его главой комиссии, которая должна была наблюдать за погребением Черненко в некрополе у ​​Кремлевской стены. Этот церемониальный долг по традиции был сигналом к ​​тому, что он станет следующим лидером. ЦК утвердил решение на следующий день. ²

До этого триумфального момента в своей карьере Горбачев опасался, как Раиса отреагирует на его назначение, и поэтому не говорил ей о своих планах. Таубман в одном из интервью поинтересовался, почему он держал в неведении своего ближайшего наперсника. Было ли это потому, что она была бы разочарована, если бы он проиграл, или потому, что она боялась неприятностей, которые принесет работа? Последнее, — лаконично ответил Горбачев. Его критики обвиняли его тогда — и продолжают обвинять сейчас — в высокомерии и жажде власти. Таубман не согласен: «Правда, он хотел занять первое место и маневрировал, чтобы его получить. Но он хотел власти не ради нее самой; если бы власть была его целью, как он часто утверждал в последующие годы, он бы долго и счастливо руководил статус-кво, как это сделал Брежнев».

Таубман открывает главу о дебюте Горбачева у власти с другого вопроса, который резонирует с российской историей: «Что делать?» — название брошюры Ленина 1901 года (цитата о революционере XIX века Николае Чернышевском). Брошюра призывала к социалистической революции, которую Горбачев, как и многие его товарищи-ленинцы, считал сбившейся с пути. Первые публичные мероприятия Горбачева в качестве генерального секретаря были освежающе неформальными и увлекательными. Он излучал харизму и уверенность, создавая надежду, что он знает, что нужно сделать, чтобы сформировать следующий этап советской истории.

Однако у Горбачева не было убедительных планов по борьбе с хроническими недугами экономики. Даже если бы он это сделал, это было бы угрозой для других в Политбюро. Единоличное правление умерло вместе со Сталиным и было заменено коллективным руководством — суперсоветом директоров, который следил за креслом, особенно таким молодым, непроверенным и дерзким.

Горбачев так и не избавился от страха, что его может постичь та или иная участь Хрущева. Отчасти по этой причине он сначала уклонялся от радикальных экономических реформ. По словам Таубмана, «хотя стиль Горбачева был беспрецедентным, сущность его политики в первый год его пребывания у власти таковой не была». Но вскоре он уже преобразовывал внешнюю политику Советского Союза и реконструировал его политический дух, практику и институты.

К концу 1986 года он пришел к выводу, что единственный способ сохранить власть Коммунистической партии над советским обществом — это открыть систему для участия граждан. Ему еще предстояло полностью задумать эту цель, не говоря уже о ее реализации. Но он знал, что это потребует замены консерваторов реформаторами. Его способность делать это пришла с должностью генерального секретаря. Он уже вытолкнул Андрея Громыко из МИДа на титульную должность главы государства, чтобы применить свое «новое мышление» к месту России в мире. Старое мышление, как он его видел, было основано на убеждении, что западные империалисты стремятся вторгнуться в СССР. Таубман отмечает, что в первые месяцы правления Горбачева он неоднократно высказывал публичное наставление: «Мы должны жить и давать жить другим», молчаливый отказ от ленинско-сталинского лозунга «кто-кого?»

За несколько месяцев до того, как Горбачев стал генеральным секретарем, он посетил Великобританию и произвел впечатление на Маргарет Тэтчер. («Мы можем вести дела вместе», — заявила она.) Рональд Рейган, который, как известно, назвал СССР «империей зла», поначалу был настроен скептически, но встреча на высшем уровне в Женеве осенью 1985 года растопила лед. Хотя дипломатического прогресса не было, оба лидера назвали встречу «прорывом», в основном, как показывает Таубман, из-за необычайной личной химии. Они сравнили свое прошлое и нашли сходство: оба начали жизнь в «небольших фермерских общинах», как Рейган сказал Горбачеву в Женеве, и все же здесь они были «с судьбой мира в [наших] руках». В глазах Рейгана советский блок по-прежнему оставался империей, но уже менее злым, чем прежде.

Ни Горбачев, ни Рейган не осознавали, что сама империя находится на грани взрыва. С того дня, как он стал генеральным секретарем, Горбачев мало внимания уделял советским вассальным государствам Варшавского договора. Он считал, что они последуют его собственным реформам. В конце концов, с начала 1950-х годов Восточная Германия, Венгрия и Чехословакия предпринимали попытки либерализации, но были захвачены советскими танками.

В 1989 году Горбачев председательствовал на саммите Варшавского договора, который гарантировал «равенство, независимость и право каждой страны определять свою политическую позицию, стратегию и тактику без вмешательства извне». Он думал, что его отказ от насилия как основы управления будет спасением Советского Союза и его «социалистических» собратьев в Восточной Европе. Для Таубмана это был «самый резкий разрыв» Горбачева с его предшественниками. Но без защиты Москвы партийные лидеры в Восточной Европе оказались во власти своих граждан, и московский пример гласности (открытости или свободы слова), перестройки (реструктуризации) и нового мышления воодушевил реформаторов, настроенных на независимость, во всех советских республиках. захваченные государства.

Аналогичная динамика наблюдалась и в самом СССР с опасными последствиями для Горбачева. Большинство стран Центральной Европы испытали парламентскую демократию до их оккупации Третьим рейхом, а затем десятилетия советского господства. Их реформаторы могли ссылаться на это прошлое. Политическая культура России, напротив, была ущемлена своими корнями в многовековом самодержавии. Горбачев в своей аномальной, если не шизофренической двойной роли главы Коммунистической партии и главного реформатора надеялся демократизировать партию, а не искоренить ее. Его план в 1989, как объясняет Таубман, заключалась в том, чтобы передать власть от партийной иерархии в руки граждан, используя свободные выборы для заполнения местных, районных и национальных советов, или советов (большевистский термин, вошедший в название страна и ее система управления).

Открытие политики гражданскому обществу — это то, чего давно ждали его либеральные сторонники. Это также ознаменовало зарождающееся возвращение к настоящим выборам в Советском Союзе, невиданное со времени краткого эпизода конституционной реформы, учреждения государственной думы (парламента) и многопартийных выборов, которые произошли после русской революции 1919 года. 05, только для того, чтобы его потушили большевики. По словам Таубмана, избирательная кампания нового Съезда народных депутатов СССР «представила собой новую, более демократическую «игру», в которую Горбачев еще только учился играть». Совершенно не было ясно, что он выиграет. Как и ожидал Горбачев, сторонники жесткой линии ненавидели и сопротивлялись ослаблению власти партии. Что нарушило его план, так это то, что либералы, в том числе пользующийся большим уважением диссидент Андрей Сахаров, которого Горбачев освободил из внутренней ссылки, считали, что он продвигается слишком медленно, в то время как региональные лидеры крепче держат свои вотчины.

Связанные

• Р

Самым важным из этих региональных лидеров был Борис Ельцин, бывший союзник Горбачева. Горбачев вытащил Ельцина из столицы провинции Свердловска на Урале, где он имел репутацию энергичного новатора, и поставил его во главе московской партии. Ельцин приложил к работе больше усердия, чем рассчитывал Горбачев. Личная неприязнь и политическая вражда, которые последовали между ними, как драматически описал Таубман, сделали зрелище на уровне шекспировской трагедии или оперы Мусоргского.

Ельцин был возмущен нежеланием Горбачева сделать его полноправным членом Политбюро. Когда Ельцин осмелился критиковать Горбачева на решающем пленуме ЦК в октябре 1987 года, заседание превратилось в пятичасовую риторическую избиение Ельцина. За пределами зала этот ход имел неприятные последствия. Для многих россиян, сытых по горло партией, Горбачев выглядел хулиганом, повышая популярность своей жертвы. Как отмечает Таубман, Горбачев непреднамеренно создал себе заклятого врага.

Эти два антагониста разделяли демократические ценности и цели, но их подходы резко различались. Горбачев был полон решимости сохранить реформированный СССР под своим руководством. Для этого ему пришлось преодолевать расширяющуюся трещину между подавленной, раскольнической и повсеместно ругаемой Коммунистической партией и растущим демократическим движением, направленным против истеблишмента. Ельцин, напротив, лихорадочно работал над консолидацией Российской республики — одной из пятнадцати республик в составе СССР — в качестве базы, с которой он мог использовать центробежные силы союза в своих политических интересах. Ельцин ловко выиграл выборы президента Российской Республики в 1919 г.91, вышедшим годом ранее из Коммунистической партии, поставив под сомнение жизнеспособность советского государства.

Нынешние российские пропагандисты переписали историю, чтобы поддержать миф о том, что западные державы, особенно Соединенные Штаты, попустительствовали распаду СССР. Такой цели в Вашингтоне не было. Однако президент Джордж Х.У. Буш в первые месяцы своего пребывания у власти призывал к перерыву в объятиях Америки с Москвой, чтобы он мог посоветоваться со своим министром обороны Диком Чейни, советником по национальной безопасности Брентом Скоукрофтом и заместителем Скоукрофта Робертом Гейтсом. Они считали, что Рейган зашел слишком далеко, поддерживая перестройку и другие реформы. Таубман считает, что так называемая «пауза» была серьезной ошибкой. Впервые после большевистской революции у Советского Союза был лидер, который больше не видел в Соединенных Штатах врага, а видел в нем потенциального партнера.

У Горбачева были веские причины возмущаться вялой поддержкой Буша в начале 1989 года, поскольку она ослабила его политическое влияние в СССР. И когда Горбачев в 1990 и 1991 годах умолял об обширной экономической помощи в масштабах Плана Маршалла, Вашингтон отказался, сославшись на собственные экономические проблемы. Однако, несмотря на первоначальные колебания Буша, он повторил похвалу Рейгана Горбачеву и его реформам, утверждая, что они отвечают интересам Соединенных Штатов и мира во всем мире.

Президент Буш также пытался подавить стремление к независимости в советских республиках, особенно в Украине, граждане которой собирались проголосовать за отделение на референдуме. 19 июляВ 91 году Буш совершил поездку в Москву и Киев с этими двумя целями. Он потерпел неудачу в обеих столицах. Горбачев был шатким, а Ельцин уверенным. На Украине и лидеры, и население отвергли просьбу Буша дать Горбачеву больше времени для либерализации СССР.

Ни американский, ни советский президент не осознавали, что смертельная угроза для СССР уже возникла. С весны Владимир Крючко, глава КГБ, разжигал заговор, чтобы заставить Горбачева объявить чрезвычайное положение и передать большую часть своей власти хунте сторонников жесткой линии. 19 августа91 года заговорщики поместили Горбачева и его семью под домашний арест в их загородном доме на Черном море.

Переворот потерпел фиаско. Заговорщики были недееспособны и по крайней мере в одном случае были пьяны; другой покончил жизнь самоубийством. Но тем не менее для Горбачева это была серьезная неудача, в которой он тоже был виноват. Таубман ясно дает понять, что Горбачев игнорировал предупреждения, в том числе и от президента Буша, о грядущем перевороте. Один из ближайших и самых верных помощников Горбачева сетовал на самоуверенность своего начальника. Горбачев «не мог поверить», что заговорщики предают его. Почему? Потому что он считал, что они «ни на что не способны без своего лидера».

Москвичи спасли Горбачева, выйдя на улицы на мирные демонстрации. Однако их целью было не столько вернуть его к власти, сколько защитить свою новорожденную демократию, которую Горбачев сделал возможной, а теперь отстаивал Ельцин. Ельцин забрался на танк, сплотил толпу и показал миру, что он человек будущего. Для Горбачева переворот был не только политической, но и личной трагедией. У Раисы случился инсульт на фоне стресса от унижений и опасности домашнего ареста в Крыму. Она так и не восстановилась полностью.

В то время как заговорщики были отправлены в тюрьму, а Горбачев вернулся в свой кабинет в Кремле, его силы были израсходованы. Он ушел с поста генерального секретаря в надежде, что он тоже сможет дистанцироваться от партии, что позволит ему остаться президентом Советского Союза. Было слишком поздно. Ельцин и лидеры других республик вели переговоры о договоре о создании Содружества Независимых Государств. СССР распался 26 декабря, а к Новому 1992 году флаг с серпом и молотом, который шестьдесят восемь лет реял над Кремлем, сменился триколором царского прошлого России.

Переход был гораздо менее бурным, чем опасался Горбачев. Как отмечает Таубман, он использовал частный канал, чтобы попросить помощи у Буша в защите его от репрессий или унижений. (Историк Майкл Бешлосс и я были посредниками.) Государственный секретарь Буша Джеймс Бейкер подчинился, увещевая Ельцина относиться к своей победе «достойно — как на Западе». ³

В 2006 году интервьюер спросил Горбачева, рассматривал ли он возможность применения смертоносной силы как средства сохранения целостности СССР. «Конечно, нет, — настаивал Горбачев. «Это никогда не приходило мне в голову, потому что иначе я не был бы Горбачевым». ⁴  Этот высокопарный возврат к третьему лицу предполагает, что лев зимой все еще считал себя героической фигурой. Вероятно, это вызвало бы протест Раисы. Но она умерла от лейкемии семь лет назад, в 1999 году, в больнице в Германии. «Конечно, я виноват», — публично заявил он в трауре. «Я тот, кто ее убил. Политика пленила меня. И она приняла все это близко к сердцу. Если бы наша жизнь была скромнее, она была бы жива сегодня».

Триумф Ельцина и эйфория его сторонников были недолгими. Ошибки, неудачи и унижения ожидали его в начале его бурного восьмилетнего правления, так же как они бросили тень на достижения его предшественника. Но, как и Горбачев, Ельцин цеплялся за свое отвращение к жестокости коммунистического прошлого. Он тоже не хотел применять силу или рисковать нестабильностью, когда крупнейшее в мире территориальное государство само себя расформировало. Одним из важнейших его решений было сохранение границ, разделяющих республики СССР, в качестве новых международных границ для постсоветских независимых государств. Это решение и его исполнение избавили бывший СССР от той реваншистской, религиозной и национальной бойни, которая сопровождала распад Югославии.

Русские часто сравнивают хаотичное президентство Ельцина с так называемым Смутным временем, междуцарствием между царскими династиями конца шестнадцатого и начала семнадцатого веков. Тем не менее, Ельцин так же сильно, как и Горбачев, пытался установить партиципативную демократию и партнерство с Западом. Несмотря на антипатию между ними, оба хотели, чтобы их дети жили в «нормальной, современной стране» — намеренно заниженная фраза для результата, для достижения которого, как знали реформаторы, потребуется долгий, трудный и часто опасный процесс.

На протяжении всей истории России прогресс часто будил силы регресса. В последний день ХХ века Ельцин, страдающий болезнью сердца и политически истощенный, без предупреждения ушел с поста президента. За время своего руководства у него было шесть премьер-министров, один из которых назначался дважды, а четырех из них он уволил. ⁵  Путин, как последний премьер-министр перед отставкой Ельцина, получил максимальное повышение. Основным фактором его восхождения была его стратегия выжженной земли в подавлении чеченских сепаратистов. Возвращение родного Кавказа под власть Москвы укрепило репутацию Путина как жесткого и энергичного лидера. За последние семнадцать лет, особенно после окончания своего второго президентского срока в 2008 году, он повернул эволюцию России вспять, разрушив зарождающуюся демократию, установление которой и Горбачев, и Ельцин считали своей жизненной миссией.

Что, если бы Политбюро не решило тридцать два года назад обойти старую гвардию и рискнуть молодым, новаторским Горбачевым? СССР, Коммунистическая партия Советского Союза, Варшавский договор, железный занавес, Берлинская стена и холодная война могли бы просуществовать и в двадцать первом веке. В этом альтернативном сценарии подполковник Путин, работавший под прикрытием в сонном захолустье Восточной Германии в течение пяти лет пребывания Горбачева у власти, мог бы провести остаток своей профессиональной жизни, служа советскому государству в безвестности.

Вместо этого, после сжигания файлов в КГБ резидентура в Дрездене, Путин вернулся в свой родной Ленинград (скоро станет Санкт-Петербургом) и присоединился к орбите мэра Анатолия Собчака, бывшего ведущего либерального депутата в новом , подлинно демократический парламент, созданный Горбачевым, судьбоносный шаг, который вскоре сделает Путина избранным преемником Ельцина. Незадолго до смерти Ельцина в 2007 году он в частном порядке признал, какой катастрофической ошибкой был этот выбор. В том же году Путин усилил свою брань в адрес Запада, запугивая соседей России, концентрируя власть в своих руках, запугивая парламент, затыкая рот независимым СМИ, фальсифицируя выборы в России и вмешиваясь в политику других стран.

Не изменилось одно: Россия сегодня хромает вместе с неблагополучной экономикой, доставшейся в наследство от советской и ельцинской эпох. Ему по-прежнему не хватает надежных секторов производства и услуг для внутреннего и внешнего рынков, и он зависит от природных ресурсов, добываемых или выкачиваемых из-под земли, и больше, чем когда-либо, страдает от вопиющей институционализированной коррупции, которая сама по себе является формой диктатуры.

Российский народ и мир живут с путинизмом уже более десяти лет. Сейчас самое время задать вариант ленинского вопроса: чье видение будущего России возьмет верх? Был ли горбачевско-ельцинский эксперимент по демократизации отклонением от нормы, а путинская тирания — уделом России? Есть много либеральных (и, следовательно, смелых) россиян, настроенных оптимистично, хотя бы в долгосрочной перспективе.